Ситуация 2
В другой ситуации, если тот же арендатор заявит непосредственно односторонний отказ от исполнения договора аренды, то есть от основания возникновения обязательств, то такой отказ повлечет на будущее прекращение как обязательства по внесению арендной платы, так и некоторых других, возникших из данного договора аренды (например, производить капитальный ремонт). Но здесь важно помнить, что расторжение договора не всегда влечет прекращение всех без исключения договорных обязательств. Некоторые обязательства после расторжения договора остаются действующими (например, возврат арендодателю имущества (ст. 593 ГК)).
Таким образом, недопустимо отождествлять односторонний отказ от исполнения обязательства и односторонний отказ от исполнения договора, поскольку в случае отказа от обязательства лицо в одностороннем порядке совершает действия, направленные не на отказ от исполнения договора, а на отказ от исполнения конкретного договорного обязательства.
Следовательно, при соотношении одностороннего отказа от исполнения обязательства и одностороннего отказа от исполнения договора правовые последствия в совершении каждого из отказов будут совершенно разными. Так, если кредитор или должник совершит действие, направленное на односторонний отказ от исполнения договорного обязательства, то данный отказ не повлечет такого же правового последствия, как односторонний отказ от исполнения договора, то есть его расторжение (необходимо отметить, что односторонний отказ от исполнения договора влечет те же правовые последствия, что и расторжение договора (п. 3 ст. 423 ГК)).
Иными словами, односторонний отказ от исполнения договорного обязательства влечет прекращение соответствующего обязательства, но не договора, так как односторонний отказ от исполнения обязательства не может затрагивать сам договор и влиять на его судьбу.
Если проанализировать положения ст. 378 - 389 ГК, то можно увидеть, что они не содержат прямого основания для прекращения обязательства через односторонний отказ от его исполнения. Исключением является п. 1 ст. 378 ГК, где сказано, что обязательство может прекратиться по основаниям, которые могут быть предусмотрены ГК и иными актами законодательства или договором (например, через ст. 309 ГК). Из указанного выше можно сделать вывод, что через односторонний отказ от исполнения договорного обязательства можно прекратить обязательство (ст. 378 ГК), но через такой же односторонний отказ от исполнения договорного обязательства расторгнуть договор нельзя (п. 3 ст. 420 и п. 1 ст. 423 ГК).
Соответственно, если односторонний отказ от исполнения договорного обязательства может являться самостоятельным основанием для прекращения самого обязательства лишь в тех случаях, когда это специально предусмотрено законом, актами законодательства либо соглашением сторон, то в этой связи справедливым, по мнению автора, будет следующее суждение. Если сторона необоснованно заявила односторонний отказ от исполнения договорного обязательства, то данное обязательство не может прекратиться вследствие такого отказа, следовательно, достигнуть цели прекращения указанного обязательства можно будет только через институт одностороннего отказа от исполнения договора (либо через расторжение договора по соглашению сторон или по решению суда).
Здесь можно предположить, что на практике смешение понятий "одностороннего отказа от исполнения обязательства" и "одностороннего отказа от исполнения договора" приводит юристов к неверному, по мнению автора, выводу в той части, что односторонний отказ от исполнения обязательства может повлечь расторжение договора (п. 3 ст. 420 ГК).
Автор считает такие выводы ошибочными, поскольку односторонний отказ от исполнения обязательства не может влиять на сам договор. Как следствие, к непризнанию юридической силы у состоявшегося одностороннего отказа от исполнения договора нужно приходить путем признания такого отказа недействительным по правилам о недействительности сделок, а не посредством ст. 291 ГК, ведь сторона, являющаяся инициатором одностороннего отказа, отказывается не от исполнения самого обязательства, а от исполнения именно договора.
Для убедительности выдвинутого выше суждения проблематику "односторонних отказов" следует рассмотреть в том числе и с практической стороны.
Как известно, на практике вопрос о прекращении договорного обязательства стороны разрешают не посредством условия об одностороннем отказе от исполнения обязательства, а, к примеру, через условие об одностороннем отказе от исполнения договора. Следовательно, чтобы отказаться от обязательства, лицо, заинтересованное в таком отказе, должно осуществить право, предусмотренное договором на односторонний отказ от его исполнения, то есть прекратить договорное обязательство через односторонний отказ исполнения договора.
В этой связи неоднозначным представляется разрешение тех казусов, когда при возникновении спора о необоснованном одностороннем отказе от исполнения договора суды без всякого основания руководствуются ст. 291 ГК и признают такой отказ недействительным, ссылаясь только на данную норму (см., например, постановление судебной коллегии по экономическим делам ВС от 01.04.2020 по делу N 383-4/2019/126А/312К).
Стоит особо отметить, что в последнее время в таких категориях дел нормы о недействительности сделок (ст. 167 - 182 ГК) не применяются.
Получается, что, признавая односторонний отказ от исполнения договора недействительным через ст. 291 ГК, суд фактически восстанавливает договор, который ранее был расторгнут путем одностороннего отказа от его исполнения, через общие положения об обязательствах. То есть, прослеживается такая логика: если восстановить обязательство (признать, что отказ не повлек юридических последствий, на который он был направлен), то вслед за ним автоматически восстановится и сам договор.
Автору трудно согласиться с такой практикой и таким подходом, поскольку, как уже указывалось выше, со ссылкой на ст. 291 ГК можно признать недействительным лишь односторонний отказ от исполнения обязательства, но не односторонний отказ от исполнения договора. Соответственно, остается не совсем ясен вопрос: если суд признает недействительным односторонний отказ от исполнения договора через ст. 291 ГК, то от какого обязательства все-таки отказывалось лицо, заявляя односторонний отказ от исполнения договора: от всех обязательств сразу или от какого-либо конкретного обязательства? Можно ли, признавая односторонний отказ от исполнения обязательства недействительным, восстановить уже расторгнутый договор и, если да, то тогда почему не заявляются такие требования? Пожалуй, что тот подход, который формирует в настоящее время судебная практика по данному вопросу, по мнению автора, пока вызывает больше вопросов, чем ответов.
Вместе с тем у читателя может возникнуть вопрос: в каких же случаях может быть заявлен односторонний отказ от исполнения договорного обязательства?
На практике могут быть разные ситуации, когда сторона может заявить односторонний отказ от исполнения договорного обязательства, но такой отказ не повлечет прекращение договорных правоотношений, а именно расторжение самого договора. Например, в зависимости от стадии исполнения договора и применительно к ст. 288 ГК кредитор или должник могут отказаться от исполнения собственного обязательства (например, в купле-продаже это может быть передача вещи продавцом), либо отказаться от принятия исполнения (в поставке это может быть принятие товара).
Причины, по которым сторона может использовать институт одностороннего отказа от исполнения договорного обязательства, а не институт одностороннего отказа от исполнения договора, могут быть совершенно разными. Например, по тем основаниям, что в договоре не предусмотрена возможность одностороннего отказа от его исполнения, но есть возможность использовать все ту же ст. 309 ГК (п. 2 ст. 458 ГК), или стороны предпочитают сохранить договорные правоотношения, но могут по соглашению не исполнять те или иные обязательства, которые не входят в основную базу договоренностей. Могут быть и другие причины, а именно, что кредитор желает избежать от лежащего на нем встречного исполнения или отсрочить его и поэтому намеренно пытается создать иллюстрацию одностороннего отказа от исполнения обязательства.
В этой связи на приведенных выше примерах можно проследить, как работает логика, заложенная в ст. 291 ГК, а также уяснить ее действительную суть. В частности, всякий произвольный и немотивированный односторонний отказ недопустим, поскольку противоречит принципу стабильности договорных обязательств.
Таким образом, как с практической, так и с теоретической точек зрения, односторонний отказ от исполнения договорного обязательства и односторонний отказ от исполнения договора являются совершенно самостоятельными правовыми институтами, которые следует различать. Автор полагает, что признавать односторонний отказ от исполнения договора недействительным необходимо не через признание недействительного одностороннего отказа от исполнения обязательства, поскольку в таких ситуациях стороны односторонний отказ от исполнения обязательства не заявляют, а через квалификацию одностороннего отказа от исполнения договора как сделки и признания его недействительным по специальным основаниям о недействительности сделок (§ 2 гл. 9 ГК).
4. Практическая необходимость квалификации одностороннего отказа от исполнения договора в качестве сделки
На практике значимость квалификации одностороннего отказа от исполнения договора играет весомую роль, поскольку, как уже было отмечено выше, такой отказ возможно признать недействительным как сделку по основаниям, точно определенным в ГК, и применить к таким сделкам предусмотренные им последствия.
Во всяком случае, если суд признает недействительным односторонний отказ от исполнения договора через ст. 291 ГК, то данная норма и сам ГК в целом не раскрывают того, какие последствия наступают вследствие несоблюдения стороной правоположения, установленного ст. 291 ГК.
Могут возникнуть такие ситуации, когда без квалификации одностороннего отказа от исполнения договора в качестве сделки нарушенное право стороны через ст. 291 ГК невозможно будет защитить.
Ситуация 1
Представим, что стороны заключили договор аренды недвижимости. По данному договору право на односторонний немотивированный отказ от его исполнения есть только у арендатора, и такое право обусловлено платой. У арендодателя права такого нет, и он согласно условиям договора вправе заявить односторонний отказ от исполнения договора лишь в связи с его нарушением со стороны арендатора (мотивированный отказ).
Далее представим, что данный объект недвижимости интересен третьему лицу, например арендатору соседнего помещения. Договориться о том, чтобы арендодатель расторг с арендатором договор, третье лицо (потенциальный арендатор) не может, поскольку арендатор исправно пользуется имуществом, вносит арендную плату и условия договора никогда не нарушал. Но арендодатель заверил третье лицо, что, когда с объекта аренды "съедет" арендатор, то готов рассмотреть его предложение и заключить договор аренды с ним.
Третье лицо (потенциальный арендатор) решается на отчаянный шаг и силой "просит" арендатора в одностороннем порядке отказаться от исполнения договора аренды. Арендатор под угрозой применения насилия со стороны третьего лица заявляет односторонний отказ от исполнения договора и освобождает объект аренды. После этого арендодатель и третье лицо заключают новый договор аренды в отношении желаемого объекта недвижимости.
Применительно к обозначенной выше ситуации, связанной с "порочным" отказом от исполнения договора аренды, возникает вопрос: каким будет способ защиты гражданских прав арендатора, который под угрозой насилия третьего лица реализовал свое (секундарное) право на односторонний отказ от исполнения договора, если в настоящее время практика не признает такой отказ сделкой?
Как видится автору, в некоторых ситуациях с практической точки зрения и с целью защиты стороны в договоре, которым в указанном примере является бывший арендатор, односторонний отказ от исполнения договора необходимо квалифицировать как сделку и признавать ее недействительной по правилам ст. 167, 168, 180 ГК.
Признать же недействительным односторонний отказ от исполнения договора через ст. 291 ГК невозможно, поскольку такой отказ был совершен в рамках предоставленного права, в соответствии с условиями договора аренды и без каких-либо нарушений.
Ситуация 2
Представим, что есть договор добровольного (личного) страхования (накопительное страхование), который заключен между страховой компанией и гражданином (страхователь).
В страховую компанию от имени страхователя обращается третье лицо (представитель) с заявлением об одностороннем отказе от исполнения договора добровольного страхования (подп. 1 п. 3 ст. 832 ГК) и возврате уплаченных страхователем страховых взносов. При этом представитель предъявляет страховщику поддельную доверенность, которая якобы была выдана страхователем (представляемый) на имя представителя с уполномочием последнего на совершение юридически значимых действий, включая расторжение договора и получение денежных средств (страховых взносов).
Страховая компания, не сомневаясь в подлинности доверенности, осуществляет действия, направленные на расторжение договора добровольного страхования, и возвращает представителю ранее уплаченные страхователем страховые взносы.
Применительно к ситуации 2, связанной с односторонним отказом от исполнения договора добровольного страхования, который был заявлен неуполномоченным лицом, также возникает вопрос: как квалифицировать односторонний отказ от исполнения договора страхования, который повлек возврат страховых взносов?
Думается, что такой отказ также может быть квалифицирован как сделка, поскольку в данной ситуации должна применяться ст. 184 ГК, последствия которой наступают непосредственно в отношении сделок, а раз так, то при отсутствии полномочий у третьего лица действовать от имени представляемого (страхователя), сделка как действие, направленное на односторонний отказ от исполнения договора добровольного страхования, до надлежащего одобрения не может повлечь для представляемого (страхователя) никаких правовых последствий, включая последствия одностороннего отказа от исполнения договора (расторжение).
В указанной ситуации признание одностороннего отказа от исполнения договора добровольного страхования недействительным на основании ст. 291 ГК также представляется весьма спорным, поскольку как таковой односторонний отказ от исполнения договора добровольного страхования не создал для страхователя связующей юридической силы ввиду осуществления права неуполномоченным лицом и вне рамок волеизъявления самого страхователя.
Конечно, при разрешении данного казуса можно было бы поставить вопрос о ничтожности доверенности как сделки по основаниям, предусмотренным ст. 169 ГК, которая не повлекла правовых последствий для страхователя в части расторжения договора. Но как быть, если по общему правилу выбор способа защиты права принадлежит истцу и он выбирает его из перечисленных в ст. 11 ГК. В этой связи разрешение данного кейса при помощи ст. 291 ГК также видится автору весьма спорным.
Также видится спорным и разрешение иных схожих кейсов через ст. 291 ГК. В частности, в совсем классических ситуациях, когда одна из сторон договора обращается в суд с иском, в котором ставит под сомнение правомерность заявленного одностороннего отказа от исполнения договора и просит суд признать такой отказ недействительным, но не как сделку, а как некое действие, направленное на прекращение договорного обязательства.
Из анализа складывающейся в последнее время судебной практики следует, что в таких категориях дел суды, как правило, проверяют: действительно ли договором или законом предусмотрена возможность одностороннего отказа от исполнения договора, совершен ли такой отказ при таких обстоятельствах, наличие которых порождает у стороны договора право на отказ.
Выше уже отмечалось, что, признавая односторонний отказ от исполнения договора недействительным, суды не применяют правила о сделках и об их недействительности, следовательно, наблюдается устойчивое становление такой практики, когда односторонний отказ от исполнения договора в качестве сделки судами не квалифицируется.
Вместе с тем автор полагает, что для целей применения правил о недействительности сделок (§ 2 гл. 9 ГК) односторонний отказ от исполнения договора необходимо квалифицировать как одностороннюю сделку и оспаривать ее не на основании общих положений об исполнении обязательств (гл. 22 ГК), потому как не всякое право, которое было нарушено вследствие осуществления одностороннего отказа от исполнения договора через применение ст. 291 ГК, может быть защищено.
В тех ситуациях, когда правомерность одностороннего отказа от исполнения договора поставлена под сомнение, в частности, в ситуациях, когда отказ совершен без порока воли, порока в субъекте и порока формы, то такой отказ может быть оспорен через применение ст. 154, 167 и 169 ГК, то есть как сделка, совершенная с пороком содержания.
Предложенный вариант, по мнению автора, наиболее приемлем, поскольку соответствует тем целям и задачам, для которых в ГК указанные нормы были предусмотрены.
Так, в случае одностороннего отказа от исполнения договора полностью или частично, когда такой отказ допускается законодательством или соглашением сторон, договор считается соответственно расторгнутым или измененным (п. 3 ст. 420 ГК).
Законом или договором (соглашением) могут быть предусмотрены особые требования как к порядку и условиям совершения отказа, так и к основаниям для его осуществления. Например, отказ от исполнения договора возмездного оказания услуг может быть осуществлен заказчиком при выполнении определенных условий (модель законного отказа) (п. 1 ст. 736 ГК). В ситуациях, когда условие об одностороннем отказе от исполнения договора предусмотрено соглашением сторон, такой отказ может быть осуществлен а) независимо от каких-либо условий (модель немотивированного отказа) либо б) в случае нарушения контрагентом условий, которые названы в договоре в качестве оснований для одностороннего отказа (модель мотивированного отказа).
Поэтому в ситуации, когда при осуществлении действий, направленных на односторонний отказ от исполнения договора сторона нарушает соответствующие требования (например, модель законного отказа и модель мотивированного отказа), такие действия должны быть расценены в качестве сделки, не соответствующей законодательству, и признаваться недействительными со ссылкой, в частности, на ст. 169 и п. 3 ст. 420 ГК, поскольку в первом случае (модель законного отказа) отказ можно оспорить тогда, когда он не был предусмотрен нормами закона, а во втором (модель мотивированного отказа) - когда закон дает такую возможность (п. 3 ст. 420 ГК) и она предусмотрена в договоре, но стороны пользуются ее необоснованно.
В иных же непозволительных ситуациях (например, в случаях с применением в договоре условия о компенсационном платеже за отказ от договора, при сговоре сторон (директоров), когда после отказа от исполнения договора у стороны, заявившей односторонний отказ, возникает обязанность по уплате определенной суммы), согласно уже устоявшейся судебной практике по вопросам представительства, односторонний отказ от исполнения договора можно признать недействительным по основаниям, предусмотренным ст. 167 и п. 1 ст. 180 ГК. Но здесь стоит особо подчеркнуть, что автор, как многие иные юристы, не разделяет такую практику, относя ее к категории крайне спорной, поскольку на единоличный исполнительный орган юрлица нельзя распространять требования ст. 183 ГК и соответственно рассматривать его как представителя юрлица. Более подробный анализ данного суждения не будет раскрываться, поскольку прямо не связан с односторонним отказом от исполнения договора и выходит за рамки настоящей статьи.
А в случаях, когда не хватает состава норм о недействительности сделок, вполне допустимо в целях установления справедливости признавать односторонний отказ от исполнения договора как недействительную сделку с применением норм п. 1 ст. 9 и ст. 169 ГК. В данной ситуации многие могут возразить, что связка ст. 9 и ст. 169 ГК в нашем правопорядке не признается и не применяется. Вместе с тем, если практика станет на путь квалификации одностороннего отказа от исполнения договора как сделки, то суды должны быть готовы к такому положению дел, когда заявленный отказ в конкретной ситуации не будет формально попадать ни под одну норму о недействительности, а вопрос признания сделки недействительной будет иметь принципиальное значение.
Разрешая такие "токсичные" для правопорядка казусы, вполне допустимо признавать тот факт, что сделка, которая явно противоречит запрету, установленному в п. 1 ст. 9 ГК, может быть признана недействительной через применение ст. 169 ГК. Иначе можно будет столкнуться с той ситуацией, когда практика станет поощрять и "смотреть сквозь пальцы" на явное злоупотребление правом.
5. Резюме по статье
Заключая, необходимо отметить, что, как было продемонстрировано на вышеуказанных примерах, для обоснованного обеспечения защиты нарушенных прав односторонний отказ от исполнения договора, по мнению автора, необходимо квалифицировать как одностороннюю сделку. В противном случае будет иметься некая нелогичность, когда, например, в некоторых ситуациях практика будет признавать зачет как одностороннюю сделку, а в иных - как односторонний отказ от исполнения договора, который так же, как и зачет является одним из способов прекращения обязательства, не сделкой, а неким внесудебным способом прекращения обязательства. Автор полагает, что такой подход нельзя назвать верным, поскольку он может привести практику к бессистемности и к такому положению вещей, когда в одинаковых, по сути, ситуациях будут применяться разные правовые институты.