О правах кредитора по делу об административном правонарушении в комментарии к постановлению СКЭД по делу №54-8/2019/93А/839К от 23.07.2019

На протяжении многих лет Положение о государственной регистрации субъектов хозяйствования, утвержденное Декретом Президента Республики Беларусь от 16.01.2009 № 1 «О государственной регистрации и ликвидации (прекращении деятельности) субъектов хозяйствования» (далее – Положение) являлось поводом для обширных дискуссий.
В большинстве своем интерес был направлен к отдельным нормам Положения, в частности к п. 24 и п. 26, так или иначе касающихся правовых возможностей признания государственной регистрации созданного юридического лица, в том числе созданного в результате реорганизации, а также изменений и (или) дополнений, вносимых в учредительные документы юридических лиц, недействительной.
В статье будет рассмотрен вопрос о возможности признания органа, ведущий административный процесс в рамках ст. 56 ГК – кредитором, а также целесообразность действий последнего при заявлении иска о признании недействительными государственной регистрации субъектов хозяйствования. В связи с этим автором анализируются постановление судебной коллегии по экономическим делам Верховного Суда Республики Беларусь от 23.07.2019 по делу № 54-8/2019/93А/839К.
Фабула дела:
Постановлением заместителя начальника УДФР ЧУП «К» было привлечено к административной ответственности по ч. 1 ст. 11.39 КоАП и подвергнуто административному взысканию в виде штрафа в размере 57 550 евро, что по курсу НБРБ на дату вынесения постановления составило 1 125 793 100 рублей (без учета деноминации).
В связи с неоплатой ЧУП «К» в добровольном порядке штрафа по вышеуказанному постановлению, УДФР направило постановление об административном правонарушении на принудительное исполнение в ОПИ Речицкого района, где в отношении должника - ЧУП «К» было возбуждено исполнительное производство.
02.12.2016 гражданкой К. в Речицкий райисполком были поданы заявления о государственной регистрации коммерческих организаций: ООО «Т» и ООО «Д», созданных в результате реорганизации в форме разделения ЧУП «К».
На основании поданных заявлений Речицким районным исполнительным комитетом 02.12.2016 произведена государственная регистрация ООО «Т» и ООО «Д».
Ввиду непредставления правопреемниками ЧУП «К» передаточного акта и разделительного баланса, постановлением ОПИ Речицкого района в рамках исполнительного производства в соответствии со ст. 19 Закона «Об исполнительном производстве» произведена замена должника ЧУП по оказанию услуг «К» на ООО «Т» и ООО «Д».
В связи с тем, что ЧУП «К» не уведомило УДФР о реорганизации предприятия, чем нарушило права последнего как кредитора, а также в связи с предоставлением заведомо ложных сведений о соблюдении порядка создания ООО «Т» и ООО «Д», суд апелляционной инстанции признал государственную регистрацию ООО «Т» и ООО «Д» - недействительными.
Удовлетворяя заявленные исковые требования, апелляционная инстанция экономического суда Гомельской области руководствовалась статьями 53 - 57 ГК и п. 26 Положения.
1. Относительно природы правоотношений.
Из обстоятельств комментируемого судебного постановления усматривается, что между УДФР и ЧУП «К» возникли административно-правовые отношения в связи с нарушением последним отдельных положений норм КоАП.
В этой связи ЧУП «К» было подвергнуто административному взысканию в виде штрафа.
Вместе с тем, штраф по смыслу ст. 288 ГК не является гражданско-правовым обязательством, а по своей правовой природе представляет специфический вид административных взысканий, размер которого исчисляется в денежной форме (ч. 1 ст. 6.5. КоАП).
Штраф также не является платой или иным встречным предоставлением за исполнение своих обязанностей (п. 1 ст. 393 ГК).
Соответственно, штраф в гражданско-правовом смысле не может быть истребован досрочно (ст. 296 ГК), к тому же если такой штраф не является гражданско-правовым обязательством, то его нельзя в том числе досрочно прекратить (п. 2 ст. 378 ГК, п. 1 ст. 423 ГК).
Штраф, как административное взыскание, находится в плоскости регулирования соответствующего административного закона (КоАП), следовательно, иные законодательные акты (в нашем случае нормы ГК), за исключением прямого указания в законе, при регулировании общественных отношений, в связи с совершением административного правонарушения, а также исполнения постановлений о наложении административного взыскания, не могут применяться.
Таким образом, совершение административного правонарушения не влечет ответственность, предусмотренную нормами гражданского права и в этой связи такие нормы к требованиям об уплате административного штрафа не применимы (п. 4 ст. 1 ГК).
Кроме того, взыскание административного штрафа представляет из себя некую форму материального принуждения, которая выражена лишением лица определенных материальных благ, то есть сущность такого штрафа состоит в том, что со дня вступления в законную силу постановления о его наложении, штраф подлежит незамедлительному и полному исполнению (за исключением случаев отсрочки, рассрочки (ст. 14.7. ПИКоАП), поэтому такой гражданско-правовой институт как прекращение или досрочное исполнение обязательства для административного штрафа не свойственен.
В этой связи думается, что вывод суда относительно того, что УДФР, в рамках взыскания административного штрафа, имело право требования прекращения или досрочного исполнения ЧУП «К» обязательств и возмещения убытков, не совсем корректен, поскольку административный штраф в гражданском правовом смысле не есть обязательство.
2. Относительно правопреемства в исполнительном производстве.
Нельзя не отменить достаточно дискуссионное обстоятельство в вопросе правопреемства ЧУП «К».
Так, из комментируемого постановления также усматривается, что ОПИ Речицкого района в рамках исполнительного производства в соответствии со ст. 19 Закона «Об исполнительном производстве» произвело замену должника ЧУП «К» на ООО «Т» и ООО «Д».
Вместе с тем, по мнению автора, для замены выбывшей стороны в исполнительном производстве ее правопреемниками с учетом солидаритета, не было законного основания.
В соответствии с п. 7 ст. 4.8 КоАП при разделении юридического лица или при выделении из состава юридического лица одного или нескольких юридических лиц к административной ответственности за совершение административного правонарушения привлекается то юридическое лицо, к которому в соответствии с разделительным балансом перешли права и обязанности по заключенным сделкам или имуществу, в связи с которыми было совершено административное правонарушение.
Согласно ч. 3 ст. 19 Закона «Об исполнительном производстве» замена стороны исполнительного производства ее правопреемником производится на основании правоустанавливающих документов, подтверждающих переход прав и обязанностей стороны исполнительного производства к правопреемнику, если такое правопреемство допускается законодательством, с передачей правопреемнику прав и обязанностей, установленных законодательством.
Соответственно, в случае отсутствия правоустанавливающих документов замена стороны не могла быть произведена. Кроме того, под правоустанавливающим документом, на взгляд автора, следует понимать документ, на основании которого возникает право требования к правопреемникам, при этом в этой части нельзя ограничиваться исключительно разделительным балансом, поскольку последний лишь в общих чертах отражает положение о правопреемстве по всем обязательствам, а также сведения по всем правам. Думается, что к правоустанавливающим документам следует относить также и те документы, которые действительно подтверждают переход прав и обязанностей стороны исполнительного производства к правопреемнику, а именно: разделительный баланс; акт-справка передачи с расшифровкой строк разделительного баланса; выписка из разделительного баланса; пояснительные (докладные) записки к акту-справке и т.п.
К тому же совершенно недопустимо проецировать положения гражданского законодательства в частности п. 3 ст. 56 ГК и п. 1 ст. 303 ГК на отношения, возникшие из другой юридической природы.
При решении вопроса о замене стороны в отношении которой возбуждено исполнительное производство о взыскании административного штрафа на вновь созданных юридических лиц при реорганизации недопустимо использовать гражданско-правовой подход, заключающийся в привлечении к солидарной ответственности всех вновь возникших юридических лиц на случай невозможности определить правопреемника реорганизованного юридического лица. Такой подход не соответствует принципам и целям солидарной ответственности.
Кроме того, солидарная ответственность для административных правоотношений не свойственна, поскольку данный институт является цивилистическим.
Таким образом, в конкретном случае ввиду непредставления в ОПИ Речицкого района разделительного баланса, а также иных правоустанавливающих документов, подтверждающих переход прав и обязанностей стороны исполнительного производства к правопреемнику (ООО «Т» и ООО «Д»), замена стороны в исполнительном производстве при исполнении административного взыскания в виде штрафа с учетом солидаритета не была допустимой. Кроме того, произвести замену лица (ЧУП «К» на ООО «Т» или на ООО «Д») по вынесенному постановлению по делу об административном правонарушении в силу отсутствия в ПИКоАП норм, допускающих правопреемство лица, привлеченного к административной ответственности, также было невозможно.
3. Относительно нарушенного права.
Особенность дела, рассмотренного в комментируемом постановлении такова, что фактически государственную регистрацию вновь созданных юридических лиц признали недействительной по двум основаниям: 1) нарушение процедуры реорганизации, в частности ввиду неуведомления кредитора (УДФР) о реорганизации ЧУП «К», в связи с чем кредитор не смог предъявить требования к первоначальному должнику (ЧУП «К»), чем собственно было нарушено его право (п. 24 Положения); 2) предоставление в регистрирующий орган заведомо ложных сведений (п. 26 Положения).
Вместе с тем, в настоящее время, в экономических судах сложилась практика, согласно которой нарушение процедуры реорганизации (а именно неуведомление кредитора о реорганизации) не может являться достаточным основанием для признания недействительной государственной регистрации вновь созданных юридических лиц, так как удовлетворение такого требования не приведет лиц, участвующих в деле, в первоначальное положение, следовательно, не повлечет за собой восстановление нарушенных прав.
Однако не ясна позиция суда относительно констатации в постановлении сомнительных фактов, касающихся признания УДФР в качестве кредитора, ровно и как нарушение его права, если УДФР является тем органом, к компетенции которого и без того относится право на заявление требований о признании государственной регистрации юридического лица недействительной (п. 26 Положения).
В данной части автор склонен к тому, что УДФР изначально неверно сформировало свою позицию по иску. В этой связи думается, что первично в качестве основания иска легла норма п. 24 Положения, а на выходе все последствия п. 26 Положения.
Соответственно, право УДФР как кредитора о том, что последний не был уведомлен о реорганизации априори не могло быть нарушено, так как УДФР в силу специфики правоотношений не наделен правом заявлять требования о прекращении или досрочном исполнении ЧУП «К» обязательств и возмещения убытков, по тем причинам, что нормы гражданского законодательства неприменимы к административно-правовым отношениям. Согласно сложившейся судебной практике, признавать государственную регистрацию вновь созданных ООО «Т» и ООО «Д» в результате реорганизации ЧУП «К», нужно было по п. 26, а не п. 24 Положения, что и суд апелляционной инстанции непосредственно и сделал.
4. Относительно достижения правовой цели иска.
Сущность такого вида реорганизации как разделение предполагает прекращение деятельности реорганизуемого юридического лица с передачей прав и обязанностей вновь возникшим юридическим лицам.
Действующие в настоящее время правовые последствия признания недействительной государственной регистрации юридического лица не позволяют привести реорганизованное юридическое лицо в первоначальное положение, другими словами прекращение деятельности юридического лица в результате реорганизации в форме разделения в силу ст. 57 ГК, п. 10, п. 26 Положения, п. 7 Положения о Едином государственном регистре юридических лиц и индивидуальных предпринимателей, утвержденного постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 23.02.2009 №229, п. 12 Инструкции о порядке ведения Единого государственного регистра юридических лиц и индивидуальных предпринимателей, утвержденной постановлением Министерства юстиции Республики Беларусь от 10.03.2009 № 25, не предполагает восстановление его статуса как вновь действующего (правовая позиция судебной коллегии по экономическим делам Верховного Суда Республики Беларусь в постановлении от 14.01.2020 по делу № 80-17/2019/187А/1541К).
Ситуация, сложившаяся в рамках комментируемого постановления, иллюстрирует, что, во-первых, в силу специфики реорганизации в форме разделения ЧУП «К» прекратило свою деятельность, а во-вторых, факт признания государственной регистрации вновь созданных ООО «Т» и ООО «Д» недействительной согласно абз. 2 ч. 4 п. 26 Положения, абз. 2 и абз. 7 ч. 1 подп. 2 п. 2 ст. 57 ГК послужил основанием для их ликвидации.
Напомним, что изначально УДФР предъявляло иск с требованием о признании недействительными государственной регистрации ООО «Т», ООО «Д» с основным уклоном на нарушенное право кредитора.
Из обстоятельств дела также видно, что до обращения с иском в суд, согласно постановлению ОПИ Речицкого района в рамках исполнительного производства произведена замена должника ЧУП «К» на ООО «Т» и ООО «Д».
То есть, даже несмотря на юридическую сомнительность замены стороны в исполнительном производстве, исполнение постановления об административном правонарушении могло быть произведено уже не с одного должника (ЧУП «К»), а с двух (ООО «Т» и ООО «Д») и УДФР, при таком положении дел, явно было бы в более преимущественном положении чем до такой замены. К тому же сама замена осуществлялась в соответствии с интересами УДФР как кредитора, права которого якобы были нарушены.
Однако, представляется, что интерес УДФР был совершенно в другом. Нельзя не допускать, что ООО «Т» и ООО «Д» как правопреемники ЧУП «К», после вынесения ОПИ Речицкого района постановления о замене стороны, могли принять активные действия по выведению активов, оспорить совершение которых можно было бы только в процедуре экономической несостоятельности (банкротстве) должника.
В тоже время имеется сомнения относительно того, что ООО «Т» и ООО «Д» вообще могли совершать какие-либо сделки по выводу активов, поскольку из комментируемого постановления усматривается, что в отношении всех трех должников (ЧУП «К» и впоследствии ООО «Т» и ООО «Д») непрерывно велось исполнительное производство. А если даже и так, если судебный исполнитель по каким-либо причинам не предпринял ограничительных мер, то такие сделки могли быть УДФР также оспорены в силу мнимости (ч. 1 ст. 171 ГК), а выведенные активы посредством реституции возвращены.
Вместе с тем именно суд апелляционной инстанции пошел по самому негативному пути, что привело к прекращению вновь созданных в процессе реорганизации ЧУП «К» юридических лиц, в связи с признанием недействительной реорганизации.
Такие радикальные меры определенно наводят на мысль, что у возникших в процессе реорганизации ООО «Т» и ООО «Д» действительно могло отсутствовать какое-либо имущество для удовлетворения требований кредиторов. Именно данным обстоятельством может объясняться на первый взгляд несправедливое решение суда апелляционной инстанции.
Сведения о том было ли восстановлено таким действием нарушенное право УДФР как кредитора и позволило ли это последнему получить исполнение постановления о наложении административного взыскание в виде штрафа, к сожалению, осталось за рамками комментируемого постановления.
Верится, что исключение из права и экономики государства двух хозяйствующих субъектов (ООО «Т» и ООО «Д»), созданных в процессе реорганизации (ЧУП «К»), привело к справедливому балансу между публично-правовыми и частноправовыми интересами.